День подарков

Лин и Лена, огромный вам МУРР и спасибо за подарок! Я мяукала, мурлыкала и каталась по коврику Кошки неподражаемы.

Самое смешное, что я одновременно получила три бандероли - две с амазона и вашу. Завалилась подарками... и Полдарками (это название англ.сериала, который я заказала)



Еще раз с Новым годом и

---

Продолжение и окончание



Мельник смущенно крякнул, тряхнул головой и пригласил хозяина выпить стаканчик в компании. Тот охотно согласился, но одним стаканом и ограничился.

- Хе-хе, питух из тебя слабый, друг Эрве, - сказал Барбо. – Трактирщик, а трезв, как монахиня, слыханное ли дело? Ни один черт еще не видел тебя пьяным – это за сколько лет? Можешь объяснить, почему?

- Сам знаешь, друг Жак. Работа такая. У трактирщика должна быть голова на плечах, а не под столом, иначе в два счета разоришься. Мельнику в этом смысле проще. – Эрве говорил вроде бы серьезно и озабоченно, а глаза посмеивались.

Барбо иронии не уловил.

- Ну, если не пьешь, так хотя бы спой. Мы тут уже охрипли, а ты музыкант не нам чета. Согласен?



Гости оживились. «Просим, просим, мэтр Эрве» – зазвучал нестройный хор голосов. Лицо трактирщика стало задумчивым. Он кивнул Гаю – тот расцвел, без вопросов нырнул за дверь и принес хозяину лютню – красивый и ценный, судя по всему, инструмент. Эрве устроился поудобнее на стуле и взял несколько тихих аккордов. Гости примолкли, и тогда он начал петь.



Этот голос любого заставил бы замереть и превратиться в слух. Был он глубокий, как озеро, мягкий и темный, как ночные облака, низкий и искрящийся, загадочный и простой. Песня для пирушки совсем не подходила, но все слушали как заколдованные, даже те, кто уже напился и бессмысленно хлопал глазами.



«Когда большие корабли уходят в океан и ветер их зовет за горизонт, они не слышат и не помнят тихий зов той колыбели старой, что руки женщины качали так давно. Когда придет прощанья день и свежий бриз в парусах запоет, женским слезам не удержать мужчин, которых морская даль зовет. Но в этот день большие корабли, когда причал и порт уже вдали, невольно в шуме волн услышат отзвук далекой и забытой колыбельной».



Это лишь несовершенный вольный перевод слов песни. Никто из слушателей никогда даже не видел океана, но мерно текущая мелодия и слова будили в людях светлую, ни с чем не сравнимую грусть. Недавние ссоры и свары казались просто ничтожными. Мэтр Барбо уронил слезу, Гай не сводил глаз с хозяина и прямо-таки растворился в звуках. Последняя нота погасла тихо, как догоревшая свеча, и несколько мгновений все молчали, не в силах вернуться к реальности. Лишь огонь потрескивал в камине.



Потом послышались голоса, хлопки, невнятные, но искренние восторги. Эрве принимал их спокойно, но не очень охотно, как человек, чуждый тщеславию.

- Ну что ты будешь делать, - сказал Барбо.- Каждый раз раскисаю от этой песни. Он ее сам сочинил, представляете? И по морям тоже плавал. Вот пусть расскажет!



Но делиться воспоминаниями мэтр Эрве не пожелал и начал новую песенку, на этот раз веселую. Ее все знали и принялись дружно подпевать. Потом еще одну и так далее. Эти песни назывались гальярдами – озорные и немного фривольные, как раз для пирушек. Эрве сам увлекся, его глаза блестели насмешливо, и даже голос сделался другим – азартно-грубоватым. Компания веселилась вовсю. Но вдруг в середине очередного куплета хозяин кинул взгляд на приоткрытую дверь в коридор и запнулся на полуслове. Со слегка смущенной гримасой он отдал лютню Гаю, бросил: «Мое почтенье, Жак – срочные дела» - и скрылся так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть. После момента легкой растерянности веселье продолжалось.



Эрве выскочил в коридор, стараясь не шуметь, огляделся – пусто. Но чутье ему подсказывало, что дело нечисто. Подозрения вызывал темный угол под лестницей. Трактирщик протянул туда руку, нашарил какой-то предмет (тонко пискнувший при этом) и вытащил его на свет.



Предмет оказался девчонкой лет семи в длинной ночной рубашке, с растрепанными льняными волосами. Она съежилась и зажала рот ладошками как бы в испуге, но зеленые, как крыжовник, глаза так и бросали смешливые искорки.



- Ну? – рыкнул Эрве в притворном гневе и слегка тряхнул девицу за шиворот. – Что это за ночные прогулки, подслушивания и подглядывания? Марш спать, Клодетта. Трактирные песни совсем не для детей.

Клодетта улыбнулась, как солнышко без двух передних зубов.

- А ты очень красиво поешь. Я тоже так хочу!

Эрве еле удержался от смеха, но сделал строгое лицо.

- Ах ты, лиса-подлиза, сладу с тобой нет. Сестра у тебя послушная, а ты когда возьмешься за ум?

- Арлетта тоже шалит, только никогда не попадается, - невозмутимо сообщила Клодетта.

- Брысь наверх, сыроежка! Еще раз поймаю – берегись.

- Папа, а ты пугать-то не умеешь. Спокойной ночи, - девчонка примирительно потерлась лбом о локоть Эрве, точно котенок. Тот вздохнул и быстро чмокнул ее в макушку, потом подтолкнул к лестнице. Она мигом вспорхнула на второй этаж и скрылась в детской.



Эрве не стал возвращаться к гостям, а вышел на веранду. Ночной воздух пахнул влажным подтаявшим снегом; с озера Лонна несся крепкий, уже предвесенний ветер. Кое-где в Монжере еще светились огни.



«Все хорошо, - думал Эрве, медленно смакуя ночные запахи, подставляя лицо ветру. – Там шум, здесь тишина. Жизнь идет, все довольны. …Младший Барбо хотел встать на дыбы – но он слишком ленив. Женится и будет рад. Клодетта наслушалась гальярд. Эх, папаша Эрве, за языком-то надо следить, у девчонок уши длинные. Ну да чего уж теперь, трактир не монастырь. Уберечь бы только их от беды, когда придет время… Но еще не сейчас. Живи сегодняшним днем, завтра все может быть иначе.



Все хорошо… но глухое предчувствие не проходит. Где-то далеко зреют события; какие – один Бог знает… если желает знать. Зато я желаю знать. Предотвратить нельзя, но можно быть готовым… чтобы не сломаться в бурю».



Эрве вытащил из кармана трубку и закурил - водилась за ним такая привычка, приобретенная в молодости, в дальних морях. Но при детях он дымить избегал. Дети… Папа да папа, смех, проказы, веселье, нежность… А ведь всего-то два года назад они были как дикие зверята. Грязные, оборванные, тощие и голодные двойняшки. Нищенка, их мать, прибрела с ними в Монжер, больная лихорадкой. Все ее гнали, но Эрве пожалел. Дал комнату и вдоволь еды, позвал знахарку Берту – а через пару дней, слегка оправившись, нищенка попросту исчезла. И оставила детей вместо благодарности.



Так-то, не имея жены в доме, разжился трактирщик в одночасье сразу двумя дочками. Приручить их оказалось труднее, чем вымыть и накормить. Тяжелая жизнь сделала Арлетту и Клодетту робкими, замкнутыми существами. Прошло время, пока они начали доверять старой служанке Катрине; даже разговаривали сперва неохотно, общаясь между собой только им известными словами и знаками. На Эрве опять посыпались шишки местных сплетниц и сплетников: снова нищих подбирает, цыганских девчонок приютил! Добра уж не жди. А все, знать, потому, что жена его тому давно сбежала и болтается неизвестно где; слышно, стала любовницей какого-то сеньора.



Вовсе нельзя сказать, что Эрве был терпелив по натуре, но жизнь его этому научила. Он с самого начала решил, что брошенные девочки будут его детьми – от подарков судьбы отказываться не стоит. В ответ на спокойную и ненавязчивую заботу близняшки незаметно оттаяли, стали веселыми, шустрыми и ласковыми. И заставили трактирщика испытать все радости и проблемы отцовства. Он уже и не представлял, что мог бы жить без них.



…Небо над горами застилали тучи, просвета не было нигде. Эрве устал смотреть, выбил трубку о перила веранды и вернулся в дом.





Вот и все, больше нету

---

Я обещала Белла Линдорф сочинение, но машинистка из меня никудышная. Только 6 тетрадных страниц из 15, в ворде - полторыОстальное по мере напечатывания...



I. Хозяин



Ну до чего же скучно начинать историю с описания местности, страны и эпохи! Как будто это так уж важно. (И просто лень придумывать.) Ладно, попробуем… Итак:

Эпоха феодально-легендарная (ближе к Возрождению, если этот термин вообще уместен).

Страна – фантастическая (то бишь выдуманная), нечто между Францией и Швейцарией.

Местность – предгорья какого-то хребта, похожего, естественно, на Альпы, и большая дорога из… Лизье в Аржан (ура! Наконец какие-то названия придумались) – это, должно быть, знаменитые города.

К дороге этой прилепился не то крошечный городишко, не то большое селение под названием… как же его назвать?… Монжер? Надоело думать, сойдет и так.

При въезде в этот самый Монжер как раз у дороги стоит… что? – угадали, трактир. Всем известно – ни один фэнтезийный роман не обходится без трактира. Но мой трактир, смею вас уверить, будет еще важнее прочих.



Называется он «Железный Котелок». Это не какой-нибудь захудалый кабак, а солидное, процветающее заведение. Для проезжих дворян, купцов, монахов, солдат и прочей публики здесь всегда найдется прекрасная еда и удобные комнаты – не то что не хуже, а даже и лучше, чем в столичных трактирах. А те путники, что постоянно ездят по этой дороге, ценят «Железный Котелок» еще и благодаря его хозяину (как и жители Монжера). Мэтр Эрве так же широко известен в округе, как и его «Котелок». Для простого трактирщика он даже очень известен.



Однажды вечером, в конце зимы, в трактире собралась порядочная компания зажиточных селян – мельник Барбо захотел отпраздновать помолвку сына подальше от взгляда своей чрезмерно строгой супруги. Дома, конечно, он тоже праздновал, но когда такое событие, не посидеть в «Котелке» было бы просто неприлично. В просторном и уютном зале веселье шло куда как непринужденно. Мэтр Барбо и вообще-то был горазд выпить, а тут он вовсю разошелся, кричал один тост за другим и заставлял всех пить до дна. Его сын, малый видный, но туповатый, отставал ненамного. Горланили, хохотали и пели – до того нестройно, что слуга за стойкой начал строить выразительные гримасы.



Слуга был молодой парень, коренастый, рыжеватый и веснушчатый. Звали его Гаем, а прозывали Колченогим – за хромоту. Безродного сироту Гая мэтр Эрве подобрал у своего порога несколько лет назад и оставил работать в «Котелке». Кумушки Монжера качали головами – рыжий оборванец-воришка того и гляди беду накличет, нет чтоб взять слугу из местных! Но папаша Эрве сроду не слушал кумушек. Гай стал расторопным и смышленым слугой, а как вырос – и первым помощником в трактире. Судьбой своей он был доволен.



Гай еще ухмылялся про себя, посмеиваясь над фальшивым пением гостей мэтра Барбо, когда в компании вдруг начался какой-то спор. Громче всех кричал сынок мельника, новоиспеченный жених.

- Правильно, мешок с деньгами! А что уродина, тебе это неважно! Ты мне ее сосватал, не спросив, хочу я или нет!..

- Ах ты щенок! – ответствовал Барбо, красный, как свекла. - Да деньги в сто раз важнее смазливой рожи! Посмотрю я, как ты без них будешь свистеть. Попробуй только мне перечить – лишу наследства!



Папаша и сын готовы были сцепиться. Поднялся такой галдеж, что Гай разинул рот и выскочил из-за стойки, но не успел ничего предпринять. Одна из дверей распахнулась.

- Эй! Эй! – раздался сочный и звучный голос, разом перекрывший весь шум-гам. – Тихо! Почтенные гости, убавьте жару!



Крикуны оглянулись и позакрывали рты. В дверях стоял хозяин трактира, мэтр Эрве, статный, крепкий мужчина лет сорока, и его глаза блестели весело и повелительно. Да, был он хозяином в своем доме, и никому в голову не пришло ослушаться, даже вконец рассерженному и изрядно пьяному Барбо. Короткое замешательство сменилось гулом одобрения.



Довольный произведенным эффектом, Эрве улыбнулся. Эта обаятельная, чуть озорная улыбка его еще больше красила – а он и так уже был красив. Ясные серо-голубые глаза, черты лица правильные – хоть бы и вельможе впору: высокий лоб, нос с горбинкой, и сильный, волевой подбородок. Ни бороды, ни усов мэтр Эрве не носил, в коротко и аккуратно подстриженных каштановых волосах седину можно было заметить, лишь внимательно приглядевшись. Одет он был как обычный трактирщик, но без неряшливости, чуть даже щеголевато – рубашка снежно-белая, а коричневая жилетка красиво вышита. Толстеть он еще даже не начал, хотя сложения был плотного (а много ли вы видели нетолстых трактирщиков?)



Но главное, что отличало мэтра Эрве – он сразу привлекал к себе взгляды и внимание, вызывал приязнь и уважение даже незнакомых людей. Задиры при нем притихали, а угрюмые веселели. Так и сейчас – все как будто мгновенно забыли о ссоре, Эрве не пришлось ни разбираться, ни увещевать.

---

Куда они смотрят вообще?

Латвийские кинопрокатчики прохлопали "Гордость и предубеждение". В Англии и Америке уже месяц назад показывали, а у нас вообще ни слуху ни духу до сих пор. Что это за ****, я спрашиваю?

---

Оперные безобразия

Хотела хоть немного порадоваться, купила ДВД "Дон Карлос" из Ковент-гардена с Дзанканаро. Вот надо мне еще одного, и все тут. (Оправдывая расходы проблематичной рождественской премией.) И вправду начала радоваться - после долгого абсолютно безрадостного времени. Постановка не сравнится с караяновской, и камера не в том месте - это раздражает. Луис Лима - Карлос поет чисто, хорошо, но уж такой слабенький нервный мальчик по образу - интересная трактовка, его сначала искренне жаль, но потом жалость приобретает неприятный оттенок. О Елизавете и Эболи пока трудно судить, я смотрела отрывками, но по внешности они проигрывают караяновским. Филиппа сделали страхолюдным стариком, просто почти карикатура, ффф! Но Родриго, ах, Родриго, Дзанканаро мой разлюбезный! Вот уж очарование! Такой весь душевный и искренний, играет живо, естественно - сразу видны чувства и мысли Родриго. Каппуччилли божественно пел в этой роли, но игру его нельзя назвать хорошей, лишь с натяжкой приемлемой. Дзанканаро великолепно общался с Карлосом, Эболи и королевой, но и пел превосходно - не Каппуччилли, дыхание не такое длинное, но я его голос очень люблю. И такие нюансы интонации - супер! Ну и красавец, конечно, из себя.



Что-то начало шататься в дуэте с Филиппом - общения с этим тупым пугалом у Родриго совершенно не могло получиться. Дзанканаро начал делать кучу лишних жестов, как и король - ну просто разговор глухонемых. Это обидно. Трио Эболи, Карлоса и Родриго было попорчено оператором, показывавшим луну на небе вместо лиц артистов в самые важные моменты, но в целом они спели неплохо. А потом диск завис. Остановился и ни туда, ни сюда. Я побовала так и этак, но без толку. Больше половины оперы посмотреть невозможно. В том числе самые важные сцены Родриго. Это ли не безобразие? Испортили мне радость.



Сегодня пошла в магазин опять, а они, свиньи такие, не возвращают деньги, а заказывают новый экземпляр на обмен. Ждать минимум неделю. Если б отдали деньги, я бы купила ту же оперу в другом магазине, благо она есть. И продавец проверял диск на компьютере, так у него только чуть зависло, а потом опять пошло нормально. А мой ДВД-плейер не берет, хоть тресни.



Сегодня опять помучаю диск, хоть первую половину, полюбуюсь на Родриго, хорош, чертяка, хоть фанфик придумывай. Мяяяя....

---

Хотелось бы знать, этот ужасный ноябрь унесет с собой эти ужасные болезни или все это будет продолжаться вечно.

---

Опять заболеваю, что ли...

Очень скверно себя чувствую, прямо как при начале гриппа. Остается опять гадать, свалюсь или нет. Рррр...

---

Длиннохвостая синица

В субботу в первый раз видела стайку этих существ. Другие синицы у нас встречаются чаще. Но самые очаровательные именно эти.



На работе тяжело. Новая программа - невероятная дрянь, работать с ней будет просто невозможно. А еще я с четырех утра не спала... все ля-ля-ля, тихо и непонятно откуда, при спокойном состоянии духа можно было бы и плюнуть на это, но у меня была непонятная взвинченность - а народ сегодня говорит, что то же самое чувствовали ночью. Погода, лунные фазы, магнитные поля, фиг его знает, что за раздражитель.

Очередная глава Эстес повергла меня в некоторое уныние. Трудно уследить за мыслью (и картина получается довольно безнадежная). Но все-таки это побуждает думать.

---

Фильмы, которые я все еще жду:)

1. Волкодав

Слухи ходят всякие, в том числе и страшные, но я хочу надеяться на то, что все-таки, вопреки всему, мне понравится.



2. Гордость и предубеждение

Непонятно, когда же сие произведение дойдет до наших кинотеатров. Судя по спойлерам, не так чтобы слишком плохо, хотя и хорошего маловато. Каст - ИМХО, сплошной мискаст. Не жду для себя особого удовольствия, но знать, как это выглядит, мне надо.



3. Холодный дом

Это новый сериал ВВС по Диккенсу, только что в Англии показали 1ю серию. Каст очень впечатляет, сценарист Эндрю Дэвис, не меньше. Мне нравится сам роман, то есть в свое время прочитала с интересом, в отличие от некоторых других книг Диккенса - трудночитаемых. Не знаю, с какого бзика, но просто очень не терпится посмотреть. Хоть бы ДВД, что ли, поскорее выпустили... сильно надеюсь на это.



http://www.bbc.co.uk/drama/bleakhouse/



Совсем немного. Есть еще какие-то вещи, увидеть которые надежды очень мало, типа "Маленькой Фадетты" по Ж.Санд. Французский телефильм, кто ж его станет продавать? Ряф.

---

Стифелио

Стоял он там, стоял - на полке в магазине, и не первый год уже. Сегодня я не вытерпела и поддалась на его молчаливые призывы И то - упаковка уже порвалась, скоро непрезентабельным станет. Лежит бедный диск и ждет только меня. Импульс был уж очень силен. А урод-продавец зажилил чек, теперь остается надеяться, что не брак.



Я нежно люблю эту оперу Верди - она была первой, что я сама записывала с радио на кассету в 95м году. Потом и CD купила - естественно, тоже с Каррерасом. Но видеть постановку - может быть, это роскошь, но все равно хочется. И если не купить, это желание никуда не денется, а только будет царапать. Ну и вот. Результат увижу только вечером.

---

Воскресшее

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Взлетные огни аэродромов.



Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты.



Надежда - мой компас земной,

А удача - награда за смелость.

А песни... довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.



Ты поверь, что здесь издалека

Многое теряется из виду.

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.



Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы...



И забыть по-прежнему нельзя

Все, что мы когда-то не допели,

Милые усталые глаза,

Синие московские метели...



Снова между нами города,

Жизнь нас разлучает, как и прежде.

В небе незнакомая звезда

Светит, словно памятник надежде.



Пошла я собирать кости, а вернее, сокровища, когда-то оставленные на обочине в пыли. Погрузить руки в этот пласт. Звучало в ушах, даже - в тетрадку записывалось и минимально пелось, но... мимолетно. Мимоходом. А теперь - я обернулась, вернулась и посмотрела по-настоящему. И память вытасквает вещи настолько забытые, что я даже не подозревала об их существовании в моей голове. А они там есть и составляют по крайней мере часть каркаса. Обнаруживать эту связь - странная новая работа. Затягивающая. Нелегкая, потому что давит на эмоции, но это тоже правильно и закономерно.

Так я вчера слушала Анну Герман. Не удалось послушать без помех, но все равно - сознание переворошило основательно.

---

Фигня, часть 2-я

При копировании из Ворда пропадают абзацы. Фу, как некрасиво

* * *

Подготовку закончили быстро. Решено было, что помогать Айрин станут по очереди несколько студенток, которые до слез жалели Феба, узнав о несчастье, и рвались ухаживать за ним. Вообще девушки, да и парни, были немного напуганы аварией, но держались хорошо. Профессор их очень авторитетно успокоил.

После очень короткого отдыха капитан, профессор и Марта снова собрались в рубке. Лэнг начал объяснять задачу. Надо было снять показания около сотни приборов, вычислить координаты, проверить их десятки раз и только тогда приниматься за еще более сложные расчеты курса. Исправность приборов тоже не была гарантирована. От людей требовались внимательность, точность и безошибочность вычислительных машин.

Профессор Конрад со своим математическим складом ума сразу же уловил суть дела и понял, что понадобится неделя, если не больше, непрерывной работы. И любая вовремя не замеченная ошибка заставит начинать все сначала, если не окажется роковой.

Профессор немного беспокоился за Марту – все-таки молодая, неопытная девушка, волнение может ее подвести. Но она была спокойна, собранна и прекрасно поняла все, что от нее требовалось. И взялась за дело с такой энергией и легкостью, что даже капитан удивился.

Два дня прошли в нудной и кропотливой работе, которую машина выполнила бы за пятнадцать минут. Капитан Лэнг успевал везде: налаживал неисправные приборы, испорченные не столь безнадежно, как компьютер, тщательно проверял все системы корабля, помогал и своим помощникам-вычислителям и следил внимательно за их работой, ведь они все-таки не были специалистами в этом деле. Через строго определенные промежутки времени он отправлял их отдыхать, но сам не уходил, и профессор с Мартой так и не знали, отдыхает ли капитан вообще. На попытки профессора затронуть эту тему Лэнг просто не реагировал. Марту это начало тревожить.

Один раз профессор, утомленный чрезвычайно запутанными и однообразными вычислениями, с которыми он возился почти пять часов, ушел наконец отдохнуть. Айрин пошла с ним, оставив дежурить около Феба студентку. Марта решила остаться, чтобы закончить одну довольно сложную работу. Что-то не получалось, и она попросила объяснений у капитана. Тот подошел, помог ей разобраться в уравнениях и вернулся к своим приборам, но вскоре поднял голову.

- Марта, бросайте работу. Хватит вам на сегодня, а то устанете и начнете ошибаться.

- Я совсем не устала. Скоро кончу и уйду одновременно с вами, - хитро ответила девушка.

Лэнг удивленно взглянул на нее и увидел обращенный к нему очень укоризненный взгляд, смягченный улыбкой лукавой и понимающей. Слегка ошарашенный, капитан отвел глаза. До сих пор Марта не смотрела на него так, или он не замечал? Но сейчас не до этого. Нужно, чтобы она ушла…

- Марта, я капитан, а вы сейчас член экипажа. Если вы перестанете меня слушаться, получится разброд, в нашем положении особенно рискованный. Пожалуйста, идите к себе и отдыхайте, чрезмерные усилия не нужны.

Голос Лэнга стал тихим и глуховатым, в нем снова слышалось то затаенное напряжение, которое Марта почувствовала тогда в коридоре. Капитан, говоря, не смотрел на нее, а склонил свою светловолосую голову над приборной доской в каком-то странном ожидании.

«Уйти, послушаться? Нет, нельзя упускать момент!» – и Марта пошла напролом:

- А вы сами, капитан? Ваши усилия не чрезмерны? Простите мою дерзость, но вы рискуете сгореть раньше времени. Я знаю, что говорю.

Ответ прозвучал еще глуше:

- А я знаю, чем рискую. До Земли вы доберетесь, остальное… не ваша забота. Уйдите, я сказал!

Марта на миг опешила от внезапной грубости Лэнга и вдруг увидела, что он вскочил и сжимает руками лоб и виски. Через полсекунды она была рядом с ним.

- Что случилось, что с вами, капитан? Вы видите, я же не зря беспокоюсь!

Глаза их встретились. В Мартиных Лэнг прочел тревогу, участие, вопрос – и волю, не считаться с которой нельзя; а она с изумлением видела, как всегда непроницаемые серые глаза капитана расширились, распахнулись, не в силах уже скрыть ни боли, ни страха, как мучительно изменилось его прежде неизменно спокойное лицо. Но тут он оторвал ладони ото лба, глотнул воздух ртом и сказал быстро:

- Ничего не случилось. Стукнулся головой о рефлектор, вот и все.

Марта чуть язык не проглотила. Ухитриться солгать в такой момент!

- Неправда! Ни обо что вы не стукались. Что за нелепая скрытность, не понимаю! Вас же предупреждали, что электромагнитный шок даром не пройдет, так или нет?

Капитан не ответил, отвернулся и медленно отошел на несколько шагов. Тяжело опустился на низкий диванчик, стоявший у стены – сначала лег на спину, но тут же перевернулся на бок, подтянув колени к животу. Марта подошла снова, заглушив родившийся страх.

- Скажите же, как вам лучше помочь? Я все сделаю или позову Айрин.

- Не смейте. – Его глаза опять стали похожи на стальные зеркальца, на губах промелькнула какая-то злая усмешка. – Ни к чему мне тут еще суматоха. Я сам знаю, что это штучки поля, это уже было и пойдет через полчаса. – И после паузы он добавил: - Не сердитесь, что я на вас так рявкнул. Не хотел, чтобы вы видели такие вещи.

Марта присела рядом на кресло. Она чувствовала искушение опять не послушаться капитана и пойти разбудить Айрин, но не сделала этого. У Лэнга были веские причины для скрытности, и она хотела понять, какие же. И хотя Марта была не из нервных и всякого уже навидалась на практике в больницах, ей было тяжело ничего не делать и смотреть, как капитан молча кусает губы и сжимается в комок, борясь с нахлынувшей болью. Его мужество казалось ей железным, замкнутым и обреченным.

Она осторожно тронула его руку.

- Но, может быть, дать вам обезболивающее? Какой смысл вот так мучиться?

Он глянул исподлобья.

- Нет. Слабые не помогут, а от сильных я теряю работоспособность на целые сутки. Единственное, что здесь нужно – терпение. У меня его хватит, а вам все-таки лучше уйти.

- Нет, я не уйду, - сказала Марта. – Даже и не надейтесь, что я вас брошу.



Лэнгу ничего другого не оставалось, как терпеть присутствие Марты, но про себя он, не выдержав, ругал ее на все лады. Не потому, что злился, - но именно перед ней он больше всего боялся обнаружить свою слабость. Он и вообще не терпел, чтобы кто-то знал о его проблемах, и всегда отгораживался от любого сочувствия; а Марте – красивой, уверенной, проницательной – ну совершенно незачем что-то такое знать. Все нормально, пока ты капитан, но не дай бог превратиться в подопытного кролика для врача Айрин и психолога Марты! Отдать свой командирский диктат, право самому собой распоряжаться (хотя бы до конца полета) в обмен на бесполезное сочувствие и профессиональные заботы добрых, умных, но чужих женщин… Нет, надо сопротивляться до последней возможности.

Как трудно спрятать эту борьбу от темных и глубоких Мартиных глаз, заставить себя застыть, замереть, хотя все кости словно разламываются – еще немного, и не выдержишь, но что за чертовщина, я даже не могу отвести взгляд от ее глаз, они притягивают и не отпускают. Не хватало только, чтобы она видела меня насквозь! Я не хочу этого, и точка. Оставь меня одного, ведь я тебе не нужен…

У Марты, свидетельницы этой безмолвной борьбы, бешено стучало сердце, потому что она пыталась понять и начала уже понимать. Да, она рискнула, воспользовалась моментом и заставила капитана смотреть ей в глаза, когда он уже не мог так хорошо защищаться. Хороший психолог действием взгляда может успокоить и уменьшить боль, но для этого нужно взаимопонимание. А в глазах Лэнга Марта увидела только сопротивление и отказ он помощи, и отчаянное нежелание допускать кого-то слишком близко к своей душе. «Здесь не пропустят никого без разрешенья моего» – вспомнилось ей. И она поняла, что он когда-то дорого заплатил за свое одиночество и независимость и оттого так сторожит их – за стеной, куда первый встречный не проникнет даже с добрыми намерениями. А она пыталась пройти с ходу, бездумно и просто, по сути не имея на то права. Она ему чужая.

Марта подумала, что правильней всего было бы уйти, оставив капитана с его болью и гордостью, уважая его право на выбор пути, пусть даже гибельного в глазах других.

Но она не хотела уходить. Не просто сочувствие, жалость или долг удерживали ее, но что-то иное, более сильное, стоящее над рассудком. «Почему, зачем? Несправедливо! До Земли доберемся, остальное – не моя забота? А если я хочу, чтобы была моя? Если ваша судьба мне не безразлична, упрямый капитан Лэнг! Неужели вам не нужно ничье понимание, неужели оно невозможно?..»

Полчаса прошли. Марта поняла, что капитан не ошибся – ему и впрямь стало легче. Он чуть-чуть изменил позу, расслабился и незаметно перевел дыхание; но глаза его были закрыты, и на лице помимо воли проступила страшная усталость. Однако уже через минуту или две, движением не резким, но решительным, капитан Лэнг приподнялся и сел, а его взгляд опять стал спокойным и ясным, будто ничего не случилось.

Вместе с огромным облегчением Марта вдруг почувствовала слабость и только теперь поняла, насколько она сама испугалась за капитана. Прежде с ней никогда не случалось такого… Может быть, Лэнг по лицу Марты частично угадал ее переживания, потому что вдруг улыбнулся ей – чуть-чуть смущенно и успокаивающе. Едва ли не в первый раз Марта увидела его улыбку, и ей показалось, что сквозь серые облака нежданно-негаданно пробился чистый солнечный луч.

- Все в порядке, не нужно вам беспокоиться, Марта. С космолетчиками случается всякое, только пассажиры обычно этого не знают.

---

Фигня понемногу комплектуется;)

Warning: древность опуса 1993-95гг. Космос, техника и т.д.- не более, чем картонные декорации, наляпанные незнайкой. По сути - не то love story, не то просто о воображаемых людях и их столь же воображаемых заморочках. Но все же эти люди в голове у меня существуют и что-то для меня значат.

Марта и капитан

Это был довольно обычный рейс, вернее, теперь пассажирские полеты на Марс и обратно не считались чем-то особенным, хотя начались не так давно. Яхта «Альбион», один из первых «экскурсионных» кораблей, построенных с достаточным комфортом, стояла в марсианском космопорту. Отлет был назначен на завтра, но только сейчас, в кабинете шефа пассажирских рейсов, капитан «Альбиона» Джеральд Лэнг узнал, кто будет у него пилотом – единственным напарником в экипаже из двух человек.

- Ничего не поделаешь, придется тебе взять его, Джерри, - сказал шеф Диксон. - Спорить с высшим начальством, знаешь ли, накладно. Да, мальчишка, курсант, не нюхавший Космоса; обычно таких на яхты не посылают – все-таки ответственность, пассажиры… Но, во-первых, сейчас поблизости нет никого другого, твой пилот так неожиданно заболел. А во-вторых, этому юнцу покровительствует кто-то из высших и выдвигает его в обход всех правил. Якобы у него выдающиеся способности… Мне дали ясное указание. Остается либо соглашаться, либо бунтовать и задерживать рейс – а это пахнет крупными неприятностями. Так как – попытаешься вывезти или…?

- Я уже понял, что воевать бесполезно, - довольно хмуро ответил Лэнг.

Добродушный Диксон облегченно вздохнул и посмотрел в огромное полукруглое окно, отделявшее их от впечатляющей, но слегка надоевшей панорамы марсианского космодрома – красной, как кирпич, и гладкой, как стол, под темно-синим глубоким небом. Вдалеке стоял «Альбион» – стройное, изящное создание, непохожее на тяжелые грузовые корабли. Шеф снова повернулся к капитану.

- Я в тебе уверен. Для тебя это не проблема, Джерри, я же знаю. Ты и с завязанными глазами доведешь корабль до Земли.

- Ладно, к чему разговоры, - Лэнг поднялся. – Давай зови сюда своего протеже. Надеюсь, он умеет хотя бы отличить Землю от Луны?

Шуточка капитана была не из новых, но Диксон искренне расхохотался и обрадовался. Слов нет, Джерри Лэнг – из самых надежных капитанов во всем флоте, но шутки от него дождешься раз в пять лет, не чаще. Замкнутый тип, ни с кем не дружит, вечно молчит и даже в отпуск на Землю не летает.

- Пригласите курсанта Рэнсли, - сказал шеф в свой допотопный телефон.

* * *

Специальный марсианский автобус привез пассажиров прямо к «Альбиону», и им даже не пришлось надевать скафандры, чтобы попасть на корабль. Автобус «присосался» к люку яхты, прошло несколько минут – и вход открылся. Со смехом и болтовней пассажиры забирались внутрь. В основном это были студенты – литераторы, филологи и историки, возвращавшиеся из летней космической экскурсии, всего человек двенадцать. Исключение составляли известный физик профессор Конрад, его жена Айрин (врач-кардиолог) и племянница Марта (студентка факультета психологии).

Марте Конрад было двадцать два года, на Марс она попала впервые. На обратном пути предстояло разобраться в полученных впечатлениях, как положено порядочному психологу. Сейчас Марта могла сказать, что вполне довольна путешествием, но особого восторга не испытывает. Космос, звезды, марсианские пустыни – все это захватывающе красиво, но Марту больше интересовали люди, живущие здесь, и как раз людей она почти не видела. Дядины коллеги, пригласившие его для каких-то исследований, были с головой погружены в свою физику, а студенты, вместе с которыми Марта осматривала марсианские пейзажи и шахты – самая обычная земная молодежь. Будущий психолог была немного разочарована. И вот уже обратный путь, почти месяц в корабле. Придется заняться чтением, ведь невозможно все время смотреть на звезды.

Через полчаса после посадки, когда пассажиры уже заняли свои каюты, включилась внутренняя связь. «Леди и джентльмены, экипаж «Альбиона» приветствует вас. Капитан Лэнг просит всех зайти в салон». Марта уже знала, что это обычай – перед стартом экипаж знакомится с пассажирами и рассказывает об условиях полета.

Салон был комфортабельный, но без лишней роскоши; одну стену почти целиком занимал видеоэкран. Студенты рассаживались по креслам, как всегда весело перешучиваясь.

- Любопытно, что за экипаж нам достался, - сказала высокая пышная блондинка Элли, - хоть бы что-то поинтереснее, а то все эти «космические волки» обычно ужасные сухари.

Ее сосед насмешливо фыркнул:

- Элли давно хочет соблазнить какого-нибудь капитана, чтобы потом хвастаться… Только это не так-то просто!

- Молчи, Мик, ты просто болван, - невозмутимо ответила Элли.

Экипаж не заставил себя ждать. В салон вошли двое мужчин в форменных голубовато-серых комбинезонах флота – один высокий, другой пониже. Оба собранные, подтянутые, но совершенно друг на друга непохожие – это Марта определила моментально.

- Добрый день, - негромко сказал невысокий. - Я капитан Джеральд Лэнг, а это пилот Феб Рэнсли. Мы расскажем о режиме полета, а потом ответим на все вопросы.

Режим как режим – что делать во время ускорения и торможения, какая поддерживается гравитация, питание, возможные занятия, факторы риска и тому подобные детали. Марта слушала внимательно, но еще внимательнее изучала обоих космолетчиков.

Капитан ничем особенным не выделялся – спокойный, сдержанный профессионал, и только. Элли наверняка посчитала бы его скучным сухарем. И по внешности он явно проигрывал в сравнении со своим пилотом. А пилот Феб (одно имя чего стоит!) сразу привлек все взгляды. Он был настоящий красавец, ничего не скажешь. Высокий, с мужественной фигурой, он двигался непринужденно и уверенно; лицо из тех, что, раз увидев, трудно забыть, и неотразимая улыбка Феба произвели впечатление абсолютно на всех студенток. Очевидно, он и сам это сознавал, и во время объяснений капитана не назойливо, но и не скрываясь, смотрел на сидевших в салоне девушек. Марта прекрасно видела, что он разглядел всех по порядку, и ей это не слишком понравилось. Девицы отвечали пилоту кокетливыми улыбками, но когда его глаза обратились к Марте, та кинула лишь мимолетно-равнодушный взгляд и продолжала слушать капитана.

«Вот первый психологический опыт за все путешествие» – думала она. «Феб – какое точное имя! Истый Феб де Шатопер. Как там у Гюго: «Молодой человек, довольно представительный, но несколько фатоватый и самодовольный, - один из тех красавцев мужчин, которыми единодушно восхищаются женщины, хотя люди серьезные и физиономисты, глядя на них, пожимают плечами». Таково первое впечатление, время покажет, насколько оно верно. И что-то этот Феб молод для пилота, на вид ему едва за двадцать. А капитан лет на десять старше».

Капитан кончил говорить и предложил задавать вопросы. Профессор Конрад, неравнодушный к новым космическим кораблям, попросил рассказать о технических новшествах, введенных на «Альбионе»; тут некоторые студенты перестали слушать и зашушукались. Но Марта не отвлекалась и стала больше присматриваться к капитану.

Естественно, Лэнг прекрасно знал свой корабль и рассказывал о нем сжато и ясно. Но увлеченности в его голосе не чувствовалось, или он просто сдерживал эмоции. Ни в его фигуре, ни в движениях не было той энергии и красивой силы, которой отличался Феб; казалось, он и двигался только по необходимости. «Скромность, равнодушие к чужим мнениям и полное отсутствие рисовки», - профессионально определила Марта. Строгое и замкнутое лицо капитана многие сочли бы неинтересным, но странная, едва заметная особенность была в нем: несмотря на определенность черт и худобу, заострившую довольно мягкий овал лица, оно казалось то старше, то моложе. Годы полетов оставили на нем след постоянного напряжения, но взгляд не был холодным и острым – скорее задумчивым. Светлые волосы и серые глаза говорили о северном происхождении капитана яхты. И еще – Марта заметила это далеко не сразу – он чуть-чуть сутулился, совсем незаметно, если бы рядом не маячил Феб Рэнсли со своей бравой выправкой. Но эта черта уже дала психологу Марте повод заподозрить в жизни капитана какую-то тайную тяжесть, какую-то трещину или нелады. Этим пока и ограничились наблюдения девушки.

Следующий вопрос подняли студенты, не интересовавшиеся техникой, но интересовавшиеся развлечениями. Тут капитан предоставил слово Фебу, и тот оказался специалистом в этой области. Развлечения предусматривались всякие: кино, вечеринки, танцы обычные и в невесомости, даже спорт. Марту больше всего привлекла возможность выйти из корабля в скафандре и побыть в открытом космосе.

После того, как все пассажиры представились, «пресс-конференция» закончилась и все разошлись.

* * *

Старт прошел нормально, и уже несколько дней «Альбион» словно бы висел неподвижно в космическом пространстве, хотя на самом деле скорость яхты приближалась к максимальной для стабильности. Феб Рэнсли, дежуря в посту управления, оглядывал экраны. Он уже свыкся с ответственностью, вначале несколько волновавшей его, новичка в таком полете. Со всей работой он справлялся и уже с удовольствием думал, что выдвинется раньше всех своих товарищей по курсу – а все потому, что вовремя представился случай и помогли кое-какие связи в верхах. Феб приходился родственником одному важному руководителю; ну так что ж, ведь он не какой-нибудь лентяй, которого тащат на буксире, а очень талантливый и перспективный молодой пилот.

И чихать ему на недовольство капитана Лэнга, которое тот, правда, скрывает, лицемерный скандинав – наверное, завидует удачливости Феба. Капитан держится вежливо и холодно, не поддается попыткам пилота «разговорить» его, но за работой следит очень внимательно – не иначе, хочет поймать Феба на ошибке. Нет, не выйдет, уважаемый капитан! Хоть вы и слывете опытным «волком», Феба Рэнсли вам не подловить.

Пилот убедился, что все системы в порядке, и позволил себе немного отвлечься. Сегодня как раз предусмотрена первая вечеринка с танцами, можно будет повеселиться. Почти все студентки очень хорошенькие, но особенно красива Марта Конрад – тонкая, гордая, с восточным разрезом глаз и красиво уложенными темными косами. В ней есть что-то благородное и аристократическое. Правда, слишком строга и высоко себя ставит, это сразу видно. Посмотрим, устоит ли она против Феба! Толстуха Элли тоже аппетитная девица…

Сзади отодвинулась дверь, и пилот мгновенно принял сосредоточенную позу. Капитан должен видеть его внимательность и аккуратность. Лэнг, войдя, не спеша подошел к пульту и одним взглядом охватил все приборы, не упустив ничего. Да, это тоже надо уметь, но умение и к Фебу придет в свое время.

- Все в порядке? – спросил капитан.

- Само собой, - ответил Феб довольно ехидным тоном. (Сам ведь видишь, педант бесцветный!) – это уже про себя.

- Хорошо. Можете отдыхать, пилот, я принимаю вахту. – Лэнг словно не заметил иронии, скрытой в голосе Рэнсли.

- Капитан, я хотел спросить. Вы знаете, что сегодня в салоне небольшая вечеринка у пассажиров, танцы и прочее. Я думаю, кто-то из нас в качестве хозяина должен присутствовать? Вы или я, или, может, по очереди?

Капитан внимательно посмотрел на Феба и даже слегка улыбнулся.

- Я считаю, пилот, что вы там будете нужней, чем я. Распоряжайтесь в салоне весь вечер, я за вас отдежурю.

- Спасибо, капитан! – и Феб обрадованно выскочил из рубки. «Иногда он бывает вполне сносен, - думал пилот, - но, похоже, старик сам понимает, что ему нечего рассчитывать на успех у женщин, и предпочитает сидеть в своей рубке, как улитка в раковине».

Капитан Лэнг сел в кресло у пульта и погрузился в свои мысли, не очень беспокоясь о приборах – опыт подсказывал ему, что в данный момент все благополучно. Разноцветные огоньки индикаторов подмигивали, словно отвечая на его мысли, - да, живя в космосе почти безвылазно, поневоле научишься разговаривать с приборами. Итак, этот парень, Феб, что же он собой представляет? Как пилот он, конечно, неопытен – но сообразителен, смел, быстро все схватывает и запоминает. Жаловаться пока не приходится, хотя доверять новичку полностью еще рискованно. Однако… похоже, парень себе на уме. Явно доволен собой, а его, капитана, порой пытается исподтишка поддеть, и довольно зло. «Я ему не нравлюсь, кажусь сухим и мрачным типом? Ничего не поделаешь. Придется терпеть друг друга до конца рейса. Мне тоже не очень по вкусу его самомнение. Но как любит вечеринки! Это большой плюс: по крайней мере я избавлен от обязанности притворяться общительным и веселым хозяином».

Капитан склонился над пультом, синие и красные огоньки придали его лицу оттенок отрешенности, даже обреченности, глаза потемнели. Он забыл о Фебе напрочь и словно унесся бог весть куда, - но вдруг опомнился, с усилием отвернулся от огней, резко поднялся и включил общий свет. Полумрак рассеялся, тени исчезли. Главный экран был чист, путь корабля свободен.





Продолжать буду в комментах. Кто хотел читать - you are welcome

---

Оооооооооййййй))))

Ну человек! Ну разве ж можно спойлерить не разобравшись? Я уже хотела впасть в истерику и навсегда порвать с GRRM.

Спойлеры по Пиру ворон касательно моего рррр-любимца



- Самый главный вопрос – чувствую что ответ на него узнаю все равно раньше чем прочту, наконец, книгу – не здесь, так в другом месте. Так что лучше не гадать, а спросить прямо (будет тема для размышлений) – КТО ИЗ ПЕРСОНАЖЕЙ НЕ ПЕРЕЖИВЕТ ЭТУ КНИГУ (или проще кто умрет/будет убит)?



- Пес (впрочем, он умер еще в прошлой книге);

Умер, похоронен и Торос его не оживлял;

Пса похоронил настоятель одного приречного монастыря, в который в соих поисках попала Бриенна. Но сделал одну глупость - похоронив, оставил на ней метку, так что могилу разграбили и теперь разные нам знакомые личности разгуливают в его шлеме, совершая разные гнусности от его имени.



- То есть, настоятель это рассказывает Бриенне? ЧТо нашел в лесу мертвого рыцаря и похоронил его? А как этот настоятель узнал, что это был Пес? По шлему?

Если могилу разграбили, то бренные косточки валяются по кустам?

Че-то мне опять подозрительно с этого всего... кто-то кому-то чего-то сказал...

А кто разгуливает в псовом шлеме? Он же и могилу разграбил - тот кто разгуливает?



- Рыцарь был еще не мертв, когда настоятель его нашел. Несмотря на громадный целительский талант, настоятель не сумел его вылечить (или, по крайней мере, настоятель так утверждает - хмм, а в монастыре то новый послушник - необычно большого роста и хромающий, как от недавней раны - спасибо леди Фолда, это - Идея!).



Разгуливают в псовом шлеме - сначала один из Кровавых Скоморохов, а потом Лем.



Что касается Пса - я все больше убеждаюсь, что этот новый послушник в монастыре - Пес.





Уффффф.... Немножко поживу еще, понадеюсь на лучшее

---

Задания не выполнены Да, прямо-таки побежала. В лес. Ага, счас.



Теплая осень скоро кончится и все никак не кончается. В парке большинство деревьев еще зеленые, только клены быстро проживают последнюю яркость.

Я обленилась, утром еду до станции на автобусе, потому что не могу вовремя выползти из дому. Нехорошо. Но все равно - в голове всплыло De Espana vengo, слов почти не помню, а мелодия танцует, и я соприкасаюсь с чем-то изначальным, и стараюсь дать мелодии свой голос - мой голос - когда я его слышу, хоть на уровне мурчания, я творю и счастлива. Но если кто-то другой услышит, все пропадет. Это только эскиз, после запомню слова и работа пойдет сама. Раньше я все время пела так, может быть, потому в жизни было больше гармонии. Потом импульс почти угас, но если возвращается - надо ловить.

Получила диски, начала смотреть "Мэр Кастербриджа", боюсь, что не понравится. Жаль.

И не могу избавиться от кашля. Надоело, грррр....

Зато уйма мыслей про мифологические аспекты фильмов и книг. Черт, додумать бы как следует, на нормальном уровне! Волкодав и Seventh stream...

Долго собираюсь купить CD "Ромео и Джульетта" Прокофьева, волшебные воспоминания... "Гаянэ" слушаю и млею - как будто оживает давнее прошлое. Перечитала кусок из своего очерка про Горбанева-Армена и решила, что очень хорошо написано. Хоть и в несознательные 22 года. Но я тогда была как локатор и воспринимала с дикой точностью, а высказывалась без всяких сомнений. Потому что знала. Если я что-то вообще знала, то свой балет и артистов. Вот найду время и начепятаю хоть этот кусок, а потом вывешу.

---

Все время забываю, надо записать.

Фильм Scarlet pimpernel ("Алый первоцвет") - с каждым просмотром очарование растет и растет. Большой глубины там нет, конечно, но до чего же прелестен почти каждый момент - постоянно ловлю себя на улыбке до ушей. Между прочим, я выкопала в сети книгу баронессы Орци, и по всему судя, книга очень посредственного уровня, если не хуже. Фильм отличается довольно сильно - он гораздо остроумнее, задорнее и - ну да, глубже. Герои чуть over the top, но живые люди, а в романе сильно напоминают кукол. Актеры (Эндрюс и МакКеллен в основном) - ооо, слов нет! Мне казалось, что настоящая АБТ появилась где-то в 90х годах, а фильм восемьдесят какого-то. Но там такая АБТ, какой и теперь не увидишь. АБТ в легком приключенческом фильме! Какое наслаждение следить за их мастерской и вдохновенной игрой... Озорные штучки и таакое милое шутовство сэра Перси плюс его героические эскапады, отнюдь не чрезмерные, хотя и довольно невероятные (но вероятности тут никто не требует, это не исторический фильм!), и его серьезные чувства, так обаятельно и просто выражаемые... это шедевр. А Шовелен, так безнадежно лишенный чувства юмора и чисто по-человечески страдающий комплексом неполноценности, влюбленный, злорадный, растерянный - какой спектр эмоций, восхитительно. Их соперничество - одно наслаждение для зрителя, а поединок в конце - тоже единственный в своем роде. Такая смесь юмора и адреналина, риска (актеры дрались без репетиции, обалдеть!) и беспечной тонкости. Насколько это отличается от глупых и неуклюжих французских фильмов "плаща и шпаги", а впрочем, и русских - типа "Д'Артаньян и три мушкетера"... Британцы forever!

---

Психоанализ по Эстес

Мда. Все о том же. Когда задают искать внутреннего хищника и комнату с трупами, это, гм... Безусловно, у меня есть Nное количество скелетов в шкафу. И страшных. Но избавиться от некоторых из них - все равно что слетать на Луну. Не будет этого, фиг. Мои силы были направлены на то, чтобы жить рядом и нормально. Не вижу, что в этом неправильного. Во-вторых, я не разбираю, кто хищник. Тот, кто говорит гласом общества или мое нежелание идти против своего нутра. В итоге здесь я останусь при своем и поверну вывод так, как мне выгоднее и проще.

А то, что я прочитала сегодня утром - прямо бальзам на душу. Типа надо очень серьезно относиться к своему творчеству и сразу давать по голове тому голосочку, который шепчет, что ты бездарность и так далеее. Очевидно, каждый хочеть услышать нечто столь ободряющее

---

AFFC!

В Англии таки вышел Пир воронов. Пока хардковер, то есть дороговато. Комментов на Амазоне нету. Пойду искать спойлеры, если будет хоть минута свободного времени.



Надеюсь, там все же будет мой любимчик, иначе я только поспойлерюсь и подожду русского перевода.

---

It is important.

Ну вот.

Вовремя.

Еще немного - и не знаю, куда бы меня завело. Я опускалась все ниже, ниже и ниже. Потеряла себя, а говорить об этом не могла, потому что казалось, что я не имею права так чувствовать и тем более высказывать всякие депрессивные мысли. Потеряла силу справляться с жизнью, а все соломинки, за которые хваталась, ломались у меня в руках.

Возможно, мне нужно было пройти через это. Потому что напади я на эту книгу раньше, я могла бы не ощутить ее так остро, как сейчас.



Кларисса Пинкола Эстес "Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях"

http://www.ozon.ru/context/detail/id/929474/



Я видела и думала о ней раньше, но сомневалась и не покупала. Наконец через месяц после ДР настроилась использовать подарочную карту в универмаге, где практически для меня никогда нет выбора. На этот раз появилась эта книга, и я ее взяла. В пятницу. Вечером, стоило прочесть наудачу несколько фрагментов - даже не вчитываясь полностью - дело было сделано, начало положено. Я вспомнила, что я есть, кто я и откуда))) Вообще-то серьезно. Ничего особо нового я не узнала - нет. Я знала это все когда-то, где-то, в глубинах подсознания и даже сознания, но никак не могла вспомнить. Психологический склероз - коварная болезнь, если не знать о ее существовании. Читать иногда не очень легко, особенно когда на первых страницах автор выкладывает тебе все твои болезни на блюдечке (хоть плачь, но абсолютная правда)и тут же называет причину, против которой возразить нечего. Но дальше - даже если она пишет не совсем понятно, какими-то эмоциональными обозначениями - все равно ВСЕ понимаешь. Нутром. Мне стоило показать след, и я его взяла. Нюх проснулся от спячки и принялся за работу. Вспомнив себя, могу жить. Зная, могу не бояться. Когда будет трудно и плохо - представляю, куда идти. Есть La Que Sabe - Та, что знает, La Loba - Волчица, Собирательница костей, имен множество. Кто не помнит, кто чувствует, что потерял себя - осмелюсь сказать - попробуйте прочитать эту книгу. Возможно, в ней сказано именно то, что вам нужно.



Я в принципе редко что-то советую, но в последние дни читаю в дневниках много депрессивных постов. Вот и пытаюсь поделиться тем, что помогло мне. Не факт, что поможет другим, но в данном случае лучше сказать, чем промолчать)).



В частности, это для Lonika. И для всех, кому хоть краем души интересно.

---

Я наполовину выздоровела, но подхватила опять эту зверскую аллергию, (нецензурные выражения), она меня достала, а проходить не хочет, хоть лопни! Ночью снились кошмары про болезни и не-кошмар про встречу с некой фанаткой Мартина (незнакомой абсолютно). Жаль, во сне толком не поговоришь



Хотела вечером послушать осеннюю музыку, а попалась мне снова кассета Каррераса, и вместо The summer knows, которую я осенью каждый год слушаю и млею, на сей раз запала на The impossible dream. Просто безумно и безумно красиво он поет... один сплошной огонь, восторг абсолютной отдачи. Конечно, очень часто такое не послушаешь - не под всякое настроение, но дает энергию, еще как. А сегодня я стала искать, что же это за песня. Оказалось - из фильма-мюзикла 1972 года "The man of La Mancha" с Питером О'Тулом.



"The Impossible Dream"



from MAN OF LA MANCHA (1972)

music by Mitch Leigh and lyrics by Joe Darion



To dream the impossible dream

To fight the unbeatable foe

To bear with unbearable sorrow

To run where the brave dare not go



To right the unrightable wrong

To love pure and chaste from afar

To try when your arms are too weary

To reach the unreachable star



This is my quest

To follow that star

No matter how hopeless

No matter how far



To fight for the right

Without question or pause

To be willing to march into Hell

For a heavenly cause



And I know if I'll only be true

To this glorious quest

That my heart will lie peaceful and calm

When I'm laid to my rest



And the world will be better for this

That one man, scorned and covered with scars

Still strove with his last ounce of courage

To reach the unreachable star